Бездна Челленджера - Страница 60

Но если ты готов оказаться на волосок от смерти, просто чтобы позвать на помощь, — значит, что-то идет не так. Или ты не пробовал по-настоящему громко крикнуть, или вокруг тебя все слепы, глухи и тупы. Тогда, выходит, это не просто зов на помощь, но мольба: примите меня всерьез! Вопль: «Мне так больно, что мир должен раз в жизни притормозить ради меня!»

Вопрос в том, что дальше. Ну, остановится мир, взглянет, как ты лежишь, весь в бинтах или под капельницей, и скажет: «Хорошо, я тебя слушаю». Большинство не знает, что делать, когда добьешься своего. Так что цель явно не оправдывает средства. Особенно если попытка вдруг оказывается удачной.

143. Поражение

Хэл поточил карандаши в субботу. Доктор Пуаро наносит мне визит рано утром в понедельник. Он бы пришел раньше, но ездил на конференцию, чтобы уладить кое-какие дела… пока мой сосед улаживал свои собственные.

Когда врач входит ко мне, я в комнате один. Постель Хэла уже убрали, халаты утащили все его вещи. Пустота на его стороне комнаты похожа на живое существо. Ночью я слышу ее дыхание.

— Я очень сожалею о случившемся, очень сожалею, — произносит доктор. Его яркая гавайка издевается над мрачностью ситуации. Я лежу на спине, стараясь не смотреть в его сторону и вообще не подавать виду, что он в комнате.

— Я знаю, что вы с Гарольдом подружились. Должно быть, тебе сейчас особенно тяжело. — Я не произношу ни слова. — Ничего подобного… не должно было случиться.

Я не могу оставить это без ответа:

— То есть вы вините меня?

— Я этого не говорил.

— Тогда что это было только что?

Пуаро со вздохом отодвигает стул и садится.

— Сегодня у тебя появится новый сосед по комнате.

— Он мне не нужен!

— Ничего не могу поделать. Количество коек ограничено. К нам поступает новый мальчик, и разместить его можно только здесь.

Я все еще не поднимаю глаз:

— Заботиться о Хэле — это была ваша работа! Это вы должны были спасти его от всего — включая его самого!

— Да. Мы потерпели поражение. Мне очень жаль. — Пуаро оглядывает пустоту у противоположной стены. — Окажись я тогда здесь…

— Чтобы вы сделали? Влетели сюда и остановили его?

— Хочется думать, что я почувствовал бы глубину его отчаяния. А возможно и нет. Возможно, это все равно случилось бы.

Я наконец поднимаю взгляд:

— Он умер?

Пуаро сохраняет каменное лицо:

— У него серьезные раны. Он получает наилучшее возможное лечение.

— Вы скажете мне, если он умрет?

— Да. Если посчитаю, что ты переживешь это.

— А если вам покажется, что я не справлюсь?

Доктор медлит с ответом, и я никак не пойму, обманывает он или нет.

— Тебе придется верить мне на слово, — произносит он наконец.

Но я не верю. И не рассказываю, что Хэл перестал принимать лекарства. Он взял с меня клятву молчать. Жив он или мертв, я не предам его доверия. Конечно, донеси я, его бы так накачали препаратами, что он не смог бы сделать того, что сделал. Похоже, я виноват еще сильнее, чем думал. Я не хочу брать вину на себя.

— Вы должны были спасти его, — говорю я Пуаро. — И вы действительно потерпели поражение.

Доктор воспринимает это, как удар, но подставляет вторую щеку:

— Дела ждут, дела ждут, — произносит он. — Мне нужно навестить других пациентов. — Он встает: — Зайду попозже, хорошо?

Но я не отвечаю и решаю никогда больше с ним не разговаривать. Отныне Пуаро для меня все равно что мертв.

144. Другие места

— Кейден, мы тут подумали… — начинает мама на следующий день. Она бросает взгляд на папу. — После того, что случилось, может быть, тебе лучше отсюда уехать.

— Меня выпишут?

Папа ободряюще берет меня за локоть:

— Еще нет, но скоро. А пока что… есть и другие места.

Секунду спустя до меня доходит:

— Другие больницы?

— Где таких вещей не случается, — добавляет мама.

У меня вырывается смешок. Потому что «такие вещи» могут произойти где угодно. Даже если бы Хэлу выделили личного телохранителя, это не спасло бы его от самого себя. Я знаю, что есть и другие «заведения» вроде этого. Другие ребята рассказывали, где они были раньше. По их словам, там гораздо хуже. Приходится признать, что родители выбрали эту больницу, потому что она лучшая в окрестности. Похоже, так и есть.

— Нет, я остаюсь.

— Кейден, ты уверен? — Папа заглядывает мне в глаза. В его взгляде есть что-то такое, что я отворачиваюсь.

— Да, мне здесь нравится.

Родители изумлены. Я и сам изумлен.

— Тебе нравится?!

— Да, — отвечаю я. — То есть, нет. Но да.

— Может, еще подумаешь? — предлагает мама. Возможно, мое решение ее разочаровало. Но я не хочу об этом думать, как не хочу думать про Хэла. Здесь, конечно, ад, но я к нему уже привык. А известное зло всегда лучше неизвестного.

— Нет, я уверен, — отвечаю я.

Они принимают мое решение, но что-то в нем их не удовлетворяет.

— Мы просто хотели, чтобы у тебя бы выбор, — объясняет папа. Потом они рассказывают о Маккензи, о том, как она скучает и как они хотят привести ее сюда еще разок, — но, кажется, они просто уходят от темы. И вдруг я понимаю одну ужасную вещь. Нет, они не отравят меня. Они — не враги…

Но они беспомощны.

Они хотят сделать что-то — что угодно — чтобы мне помочь. Как-нибудь улучшить мое положение. Но они могут сделать не больше, чем я. Они вдвоем в спасательной шлюпке — совершенно одни. Много миль до берега — и еще дальше до меня. В лодке течь, и им обоим приходится вычерпывать воду, чтобы не утонуть. Как же это, должно быть, изматывает!