У меня все болит. Я знаю, что сейчас умру. Мое тело продолжит совершать привычные движения, но меня в нем уже не будет.
На пике паники я чувствую что-то огромное. Оно плывет подо мной. Твердая чешуя касается моих оголенных нервных окончаний. Это чудовище из рассказов капитана. Оно здесь, рядом, и оно существует. Я в ужасе отшатываюсь. Мгновение — и чудище уходит в глубину, но только чтобы набрать скорость и вынырнуть снова — с распахнутой пастью. Я лягаюсь, барахтаюсь и всплываю на поверхность.
Ничего не вижу. Ни корабля, ни моря. Только плотный, как вата, туман.
Поднимается волна: это чудовище плывет за мной.
Вдруг из ниоткуда, расставив крылья, пикирует попугай и погружает когти в мои извилины. Он выхватывает меня из волн, и мы взмываем вверх.
— Неожиданно, неожиданно, — бормочет птица. — Но поправимо.
Мы поднимаемся выше: позади и опасность, и густой туман. Из него торчит только грот-мачта с вороньим гнездом, но небо над нами ясное. Звезд столько, будто мы наблюдаем за Млечным Путем из космоса. В одно мгновение мой панический ужас сменяется благоговением.
— Я подарю тебе бесконечные просторы, — кричит птица, — если сделаешь то, что должно быть сделано. Время пришло. Разделайся с капитаном, и все, что ты видишь, станет твоим.
Мне хочется рассказать попугаю о морском чудище, только в теперешнем моем положении я вообще не могу выразить свои мысли. Хотелось бы надеяться, что птица прочтет их сама, но ей это неподвластно.
— Все хорошо, — произносит попугай. И бросает меня.
Я пулей лечу к отуманенному кораблю. Воронье гнездо растет и обволакивает меня — и вот я уже плещусь в какой-то горькой жидкости. Я беспомощно лежу на дне огромного стакана, как оливка в «Грязном мартини».
Повсюду глаза. Лица изучают меня, но сквозь фигурное стекло я никого не узнаю.
— Говорят, — раздается голос бармена, — мозг Эйнштейна поместили в банку с формальдегидом. Подошло ему — подойдет и тебе.
— Такое время от времени случается, — произносит Карлайл. В этот раз он без швабры, так что я понимаю, где я. Судя по часам, терапия давно кончилась, но иногда врач приходит в столовую поговорить. Помочь.
— Такое случается, — повторяю я. Сегодня я на групповое лечение не ходил. Были проблемы поважнее.
— Все по-разному реагируют на таблетки. Поэтому Пуаро постоянно прописывает тебе что-то новое. Ему нужно найти идеальную смесь.
— Идеальную смесь, — отзываюсь я. Да, я снова повторяю за ним, но не могу остановиться. Мои мысли стали резиной, и все, что влетает внутрь, выскакивает наружу через рот.
У меня случилась аллергическая реакция на «риспердал». Ни Пуаро, ни пастельные халаты так и не объяснили мне, что это значит. Карлайл оказался разговорчивее:
— Мне не положено посвящать тебя в детали, но ты заслуживаешь того, чтобы знать, — начал он. — У тебя было быстрое сердцебиение и судороги. И твое сознание витало где-то еще. Знаю, звучит ужасно, но это на самом деле все было не так плохо, как можно подумать.
Ничего такого не помню. Я был в другом месте.
Карлайл подвигает ко мне тарелку, напоминая, что нужно поесть.
Я пытаюсь сосредоточиться на пережевывании и глотании, но мои мысли все равно блуждают где-то еще. Я вспоминаю, что уже несколько дней не видел Каллиопу. Нужно наведаться на нос. Я думаю о барменах: каких ядов они намешают мне на сей раз? Селезенку хамелеона, яички тарантула? Наконец я осознаю, что сижу с вилкой наперевес, а из уголка рта стекает слюна. У меня полное ощущение, что я просидел так несколько часов, но, видимо, нет, потому что Карлайл вряд ли терпел бы это дольше пары секунд. Он напоминает мне, что нужно жевать и глотать. Произошел откат назад. Мы оба это понимаем.
Терапевт вынимает ложку из моей руки и кладет на стол:
— Может быть, потом доешь, — замечает он, поняв, что сейчас от меня мало толку.
— Может быть, потом доем. — От моего внимания не укрылось, что вилка волшебным образом превратилась в ложку.
Корабль качается на волнах. Фонарь, свисающий с низкого потолка моей каюты, описывает широкие дуги. Тени приближаются и вновь отступают. Кажется, с каждым разом они подбираются все ближе.
Капитан лично руководит возвращением мозга ко мне в голову. В сравнении с этим засунуть зубную пасту обратно в тюбик легко и просто.
— Нужно шождать вакуум в шерепе, — объясняет корабельный врач. — Потом поднешти беглеца к левой нождре. Тогда его зашощёт внутрь, чтобы жаполнить дыру. Проштая фижика. — Врач, которого я никогда раньше не видел и больше не увижу, очень похож на Альберта Эйнштейна, чей мозг, по слухам, угодил в банку, и даже говорит так же. Когда операция подходит к концу, мне все еще кажется, что я где-то снаружи. Капитан оглядывает меня и разочарованно качает головой:
— С кем поведешься, с тем и наберешься, — неприязненно произносит он. Это выражение звучит чуть-чуть иначе, но я его понял. — Вот что бывает, если водиться с попугаем и этими проклятыми барменами. Верь в меня, парень, а не в их разъедающие мозг коктейли. Я думал, ты уже что-то да понял!
Капитан нависает надо мной, особенно огромный теперь, когда я ощущаю себя размером с мозг. Он собирается уходить, а мне этого не хочется. Штурмана и след простыл, а я не хочу сейчас оставаться один.
— Оно проплыло мимо меня… — подаю я голос.
Капитан медленно оборачивается и смотрит на меня:
— Что проплыло мимо тебя?
— Что-то огромное, со стальной чешуей. Потом оно ушло вглубь и вновь устремилось к поверхности. Я чувствовал его голод. Оно хотело поглотить меня! — Я не осмеливаюсь добавить, что это попугай меня от него спас.