— Что-то не так.
Я не отвечал, ожидая, пока он сам все объяснит: папа никогда не бросает таких фраз на ветер без пояснений. А вот сестра не собиралась терпеливо ждать:
— И что же не так?
— Ничего, — ответил папа. — Я не знаю. — Он настолько разволновался, что пропустил желтый сигнал светофора и только вдавив тормоза смог не выехать на перекресток как раз к красному свету. Он нервно оглядел улицу и признался: — Просто сегодня мне как-то сложно вести машину.
Я уже начал переживать, не случится ли с ним сердечный приступ, удар или еще какая гадость. Только я собирался озвучить свои подозрения, как вдруг заметил что-то около моего рюкзака. Металлический предмет странной формы удивил меня только потому, что лежал в необычном месте. Я часто видел его в повседневной жизни, но не на полу. Только взяв предмет в руки, я понял, что это.
— Пап?
Отец обернулся ко мне, увидел предмет в моих руках и немедленно облегченно рассмеялся:
— Похоже, это все объясняет.
Маккензи подалась вперед:
— Что там такое?
Я подал ей находку:
— Зеркало заднего вида.
Папа припарковался на обочине, чтобы привыкнуть к мысли о вождении без возможности все время видеть, что за спиной.
Я, помнится, тогда поглядел на кусок клейкой ленты, мотающийся на месте зеркала, и удивился папиной бестолковости:
— Как же ты не заметил, что его нет?
Папа развел руками:
— Езжу на автомате. Вообще не думаю о таких вещах. Ощутил, что чего-то не хватает, а чего — поди найди..
Тогда я его не понял. Но потом я близко познакомился с ощущением, что что-то не так, но совершенно неясно, что. Разница в том, что у меня под носом не было простого ответа вроде отломанного зеркала.
Я созерцаю гору домашнего задания, не в силах даже пальцем пошевелить, чтобы его выполнить. Такое ощущение, что ручка весит тысячу тонн. Или она под напряжением. Да, точно, так и есть, и я погибну, если дотронусь до нее. Или перережу бумагой артерию. Порезы от бумаги заживают хуже всего. Так что я имею полное право не делать уроки, потому что боюсь смерти. Но истинная причина в том, что мое сознание не хочет на это отвлекаться. Оно не здесь.
— Пап?
Близится «то самое время года», и папа засел с ноутбуком за кухонным столом, нервный и злой по поводу изменений в налоговом кодексе и беспорядочной кучи квитанций очередного клиента.
— Да, Кейден?
— Один парень из школы хочет меня убить.
Отец смотрит на меня, внутрь меня, сквозь меня. Ненавижу, когда он так делает. Он заглядывает в свой ноутбук и с глубоким вздохом закрывает его. Мне приходит в голову, что папа что-то от меня скрывает. Конечно, такого не может быть. Что он может скрывать? Это глупо. Но все же…
— Тот же, что и в прошлый раз?
— Нет, — отвечаю я, — это кто-то другой.
— Кто-то другой.
— Да.
— Другой парень.
— Ага.
— И ты думаешь, он хочет тебя убить.
— Верно, убить меня.
Отец снимает очки и чешет переносицу:
— Хорошо, давай поговорим об этом. Надо обсудить эти твои предчувствия…
— С чего ты взял, что это просто предчувствие? Что он еще ничего не успел сделать? Ничего ужасного?
Папа снова вздыхает:
— Что он натворил, Кейден?
Я повышаю голос и ничего не могу с этим поделать:
— Пусть он даже ничего пока не сделал — но собирается сделать! У него на лбу написано! Я чувствую, я знаю!
— Для начала успокойся.
— Ты меня вообще слушаешь?
Папа встает, наконец-то приняв меня всерьез:
— Кейден, мы с мамой беспокоимся.
— Вот и хорошо. Он ведь может и вас убить.
— Не из-за него. Из-за тебя, понимаешь?
Мама выходит у меня из-за спины, заставляя меня подпрыгнуть. С ней моя сестра.
Взгляды родителей пересекаются, как будто при телепатии. Я чувствую, как сквозь меня летают их мысли: от папы к маме, потом обратно. Подсознательный пинг-понг со мной вместо сетки.
Потом мама поворачивается к Маккензи:
— Поднимайся в свою комнату.
— Нет, я хочу остаться здесь! — ноет та, скорчив соответствующую гримасу, но мама стоит на своем:
— Не спорь со мной. Иди наверх!
Сестра опускает плечи и бежит по лестнице, громко топая ногами.
Теперь я один на один с родителями.
— Что случилось? — спрашивает мама.
— Помнишь, что я тебе говорил, про мальчика из школы? — напоминает папа. Мне становится ясно, что никому из них нельзя доверить тайну. Я объясняю маме ситуацию, и она воспринимает ее чуточку иначе:
— Может, нам стоит во всем этом разобраться. Узнать, что это за парень.
— Да-да, и я о том же! — Я чувствую легчайшее облегчение.
Папа открывает рот, как будто собираясь возразить, но, передумав, закрывает обратно.
— Ладно, — говорит он. — Я, конечно, за должную добросовестность, но… — Он так и не завершает фразы, а вместо этого идет в гостиную и опускается на корточки перед шкафом: — Где классный альбом за прошлый год? Давайте поглядим, о ком речь.
Теперь, когда оба они верят мне, я чувствую облегчение. Впрочем, не особо, потому что я знаю, что они мне не верят. Родители просто имитируют бурную деятельность, чтобы усыпить мою бдительность. Чтобы мне казалось, что они на моей стороне. На самом деле, они не лучше мисс Сиссель и всех типов, замышляющих что-то против меня. Как будто они мне не родители, а просто оболочка моих мамы с папой, а что внутри — неизвестно. Я знаю, что больше не могу им доверять.
Я наконец рассмотрел, что же бегает по нашей палубе. Лучше бы это были крысы.